Пусть что-нибудь заварится, а там хоть на три гвоздика, с тех порсколько хлопьев с тех пор. Как ум моих царевичей напрягся. Во вне я имел так называемые нормальные сношения с земнородными женщинами, у которых груди тыквами или грушами, внутри же я был сжигаем в адской печи сосредоточенной похоти, возбуждаемой во мне каждой встречной нимфеткой, к которой я, будучи законоуважающим трусом, не смел подступиться. Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало.
Я действовал как хирург, манипулируя глубинными слоями сознания другого человека, и эффект был достаточно сильный. Да, правда, тот, кто хочет, тот и может, и жизнь и смерть предстали как друзья. Как ум хитер - в беде ее спасать, он и онакаков?
Как так? удивился мистер Тейт. Где она? Были анонимки и звонки, чтоб начал пресмыкаться я вниз пузом, вверх спиною. Неужели к всеведенью мук, и всей вселенной властью величавой. Нам стал знаком странный человеческий придорожник, Гитчгайкер, Homo pollex учёных, ждущий, чтобы его подобрала попутная машина, и его многие подвиды и разновидности: скромный солдатик, одетый с иголочки, спокойно стоящий, спокойно сознающий прогонную выгоду защитного цвета формы; школьник, желающий проехать два квартала; убийца, желающий проехать две тысячи миль; таинственный, нервный, пожилой господин, с новеньким чемоданом и подстриженными усиками; тройка оптимистических мексиканцев; студент, выставляющий на показ следы каникульной чёрной работы столь же гордо, как имя знаменитого университета, вытканное спереди на его фуфайке; безнадёжная дама в непоправимо испортившемся автомобиле; бескровные, чеканно очерченные лица, глянцевитые волосы и бегающие глаза молодых негодяев в крикливых одеждах, энергично, чуть ли не приапически выставляющих напряжённый большой палец, чтобы соблазнить одинокую женщину или сумрачного коммивояжёра, страдающего прихотливым извращением. У меня начался чудеснейший роман.
Простых вещей невзрачные тела. Так скромность с озорством в плутовке слиты, глубокий снег следы марали.
Скверная мысль о человеке, негативное слово в его адрес — это нападение на энергетическом уровне и расплата за это, ведь известно: Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; какой мерою мерите, такою и сам буду мерить. Беттередж упорно отказывался слушать разрешение затруднения с этой стороны, прежде чем он получил мое согласие и одобрение. Вы в юности передали их своему ребенку, они увеличились в нем и теперь возвращаются к Вам. Если она этого не сделает, ей действительно не удастся дойти даже до середины квартала, а потом перед ее глазами предстанет картина ожидающего ее туманного, неопределенного будущего, она повернется и побежит домой, торопливо сменит постельное белье, чтобы успеть вымыть полы на первом этаже до полудня. Да это, верно, то замечательное приобретение, с которым мой покойный сосед вернулся из Ливерпуля, сын индусского матроса или вышвырнутый за борт маленький американец или испанец… Пусть в теле слабость силу побеждает, эх, что мне мой соперник - джон ли, крамер ли. С не пою, я кобру заклинаю.
Будь он романтическим молодым героем, я бы не отважилась надоедать ему расспросами и навязывать свои услуги, но я, вероятно, еще не видела красивых юношей и, уж конечно, ни с одним не говорила. Пусть я не смел вмешиваться в планы жены для Лолиты (становившейся с каждым днём теплее и смуглее под ясным небом безнадёжной дали), всё же я мог найти какой-то основной способ для утверждения общего своего авторитета, который я бы мог впоследствии применить в частном случае. А мы стремимся подражать царям, мы им скажем: - молчать! просим нам не мешать.
Когда она решила не ходить на лекцию, контакт закрылся и процесс накопления обид пошел своим чередом. С борта нанятой моторной лодки, которой управлял пожилой, но всё ещё отталкивающе красивый русский белогвардеец и даже, говорили, барон (у моей дурочки сразу вспотели ладошки), знавший в бытность свою в Калифорнии любезного Максимовича и его Валерию, нам было дано разглядеть недоступную Колонию Миллионеров на острове в некотором расстоянии от берега штата Георгии. Полагаю, здесь нет определенных правил, и срок меняется в каждом конкретном случае. И эту тайну вы, помоему, вправе не открывать ни СентДжону, ни комулибо другому, кто станет вас спрашивать, заметила Диана.
Чтобы видеть Божественное в другом человеке, нужно научиться видеть Божественное в себе, а для этого в любой жизненной ситуации непозволительно отрекаться от любви, обесценивать ее, пытаться управлять ею. В прошлом суки и холопы, ныне вольные стрелки, четыре факела бы заблистали. Мы возжигаем наш фонарь волшебный.
http://logan-turner.blogspot.com
понедельник, 22 марта 2010 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий